Вопрос о Патриархе Сергии

Вопрос от анонимного читателя: —
А я вот не пойму, почему Сергия Старогородского вы выставляете как благодетеля ?

Комментарии к вопросам требуют регистрации на сайте.

Перейдите на форму обратной связи, чтобы задать свой вопрос составителям книги анонимно

И Ангелу Фиатирской церкви … Стр. 8

Свт. Тихон (Белавин), патриарх Московский и всея Руси (31.01.1865–7.04.1925) : —

Дни памяти: 23 января (5 февраля) (Собор новомученников и исповедников Российских), 9(22) февраля, 25 марта (7 апреля) , 25 сентября(9 октября), 5(18) октября (Московских святителей)
Василий Иванович Беллавин родился в семье священника церкви Воскресения Христа погоста Клин Торопецкого уезда Псковской губернии (ныне деревня Клин Куньинского района Псковской области).
С 1878 по 1883 год учился в Псковской духовной семинарии. В 1888 году окончил Петербургскую духовную академию и, получив степень кандидата богословия, вернулся в город Псков, где преподавал догматическое и нравственное богословие и французский язык в Духовной семинарии. В 1891 году в семинарской церкви Трёх Святителей был пострижен в монашество с именем Тихон. До избрания патриархом был викарием Холмской епархии. В 1898 – 1907 годах занимал Алеутско-Американскую кафедру (Сан-Франциско), состоял в должности архиепископа Алеутского и Северо-Американского. С 1907 года – архиепископ Ярославский, в 1913 году – архиепископ Виленский и Литовский.
С августа 1917 года – митрополит Московский, а 5 ноября 1917 года на Поместном соборе в храме Христа Спасителя был избран по жребию Патриархом Московским и Всея Руси, одиннадцатым от введения патриаршества и первым после 217-летнего перерыва.
После Октябрьской революции 1917 года в России патриарх Тихон считал своим долгом не вступать в политическую борьбу и сохранить церковь. В августе 1921 года он обратился с Посланием о помощи голодающим и благословил добровольное пожертвование церковных ценностей, не имеющих богослужебного употребления. Советское правительство расценило это как саботаж. Патриарх был арестован и с мая 1922 года по июнь 1923 года находился под домашним арестом и в заключении. После его заявления о лояльности к Советской власти был освобождён. В ноябре 1924 года на патриарха Тихона было совершено покушение. Скончался в праздник Благовещения в Донском монастыре, похоронен в Малом соборе этой обители. В 1989 году причислен к лику святых. В псковском храме Успения с Полонища есть придел во имя святителя Тихона, а в декабре 1997 года на здании бывшей Духовной семинарии (ныне одно из зданий Псковского государственного педагогического университета имени С. М. Кирова) была установлена памятная доска.

Большевики не давали патриарху Тихону совершать свои обязанности. После его смерти в 1925 году Церковь оставалась без патриарха до 1943 года, когда было разрешено провести Собор на котором был избран патриархом Сергий (Страгородский).

и дам ему (митрополиту Сергию) звезду утреннюю (Откр.2:28) говорится об облечении высоким званием Патриарха. После его избрания институт патриаршества более не прерывался.

Сергий (в миру Страгородский Иван Николаевич) (11.01.1867-15.05.1944), патриарх Московский и всея Руси (избран в 1943). В 1900-х ректор Петербургской Духовной академии. Председатель Религиозно-философских встреч в Петербурге. В 1917 митрополит Владимирский, затем — Нижегородский.

Митрополит Сергий после революции подвергался репрессиям большевиков. С 1925 заместитель патриаршего местоблюстителя (с 1937 патриарший местоблюститель). После смерти патриарха Тихона заключен в тюрьму. В 1927, чтобы смягчить репрессии против Церкви, опубликовал декларацию «против козней диавольских« (Еф.6:11), призывающую верующих к лояльности, к Советской власти «потому что наша брань не против крови и плоти» (Еф.6:12). Святая Церковь не призывает к революциям, контр-революциям и к вторжению на русскую землю полчищ Антанты, а взывает к духовной брани   “… против духов злобы поднебесных» (Еф.6:12)

11. Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских,
12. потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных.
(Послание к Ефесянам 6:11,12)

Свт. Феофан Затворник: —

Но к началом и ко властем, — и проч. При невидимости и спрятанности, враги наши еще многочисленны, и такие все властные, чиновные. Словами: начала и власти означаются ранги нечистых духов. В каких чинах пали, те и в падении удержали за собою. Как между чистыми Ангелами есть девять чинов, так есть свои ранги и между нечистыми. Апостол только два указал здесь. Так святой Златоуст: «Началами и властями он их назвал по подобию того, как между небесными духами есть Престолы, Господства, Начала и Власти». Феодорит прибавляет: «Злые демоны были в числе святых чинов, но за злобу лишились сего чина. Но и доныне имеют они сии наименования в обличение их растления».
Враги наши не только численны и властны, но и знатоки своего дела, от чего и титулует их Апостол: миродержители тмы века сего, духи злобы.
Святой Златоуст говорит: —
«Миродержителями Апостол назвал демонов не потому, что они держали мир, но потому, что они настоящие виновники злых дел. 
Так и Экумений с Феофилактом. Обыкновенный же образ перевода и понимания сего слова: поднебесным, означает, что духи витают между небом и землею, в воздухе, и как воздух обнимает нас повсюду, так повсюду окружают нас и духи злобы, и непрестанно приражаются к нам, как комары в сыром месте.

Свое обращение о лояльности Сергий Страгородский сделал 16/29 июля 1927 года. Годом ранее в мае 1926 года православные епископы, находящиеся в заключении в Соловецком лагере, сделали такое же заявление, отметив, что  Патриарх Тихон также заявлял ранее в своем воззвании к пастве о лояльности в отношении к советскому правительству. Ниже приводятся выдержки из обращений православных епископов и митрополита Сергия Страгородского

Обращение православных епископов из Соловецкого лагеря особого назначения к правительству СССР (т. н. «Соловецкое послание»), май 1926 года: —

… Лояльности Православной Церкви советское правительство не верит. Оно обвиняет ее в деятельности, направленной к свержению нового порядка и восстановлению старого. Мы считаем необходимым заверить правительство, что эти обвинения не соответствуют действительности. В прошлом, правда, имели место политические выступления Патриарха, дававшие повод к этим обвинениям, но все изданные Патриархом акты подобного рода направлялись не против власти в собственном смысле. Они относятся к тому времени, когда революция проявляла себя исключительно со стороны разрушительной, когда все общественные силы находились в состоянии борьбы, когда власти в смысле организованного правительства, обладающего необходимыми орудиями управления, не существовало…
Всюду действовали группы подозрительных лиц… Они избивали епископов и священнослужителей, ни в чем не повинных, врывались в дома и больницы, убивали там людей, расхищали там имущество, ограбляли храмы и затем бесследно рассеивались. Было бы странным, если бы… среди этой всеобщей борьбы одна Церковь оставалась равнодушной зрительницей происходящих нестроений.
Проникнутая своими государственными и национальными традициями, унаследованными ею от своего векового прошлого, Церковь в эту критическую минуту народной жизни выступила на защиту порядка, полагая в этом свой долг перед народом… Но с течением времени, когда сложилась определенная форма гражданской власти, Патриарх Тихон заявил в своем воззвании к пастве о лояльности в отношении к советскому правительству, решительно отказался от всякого влияния на политическую жизнь страны. До конца своей жизни Патриарх оставался верен этому акту. Не нарушили его и православные епископы…

Послание заместителя патриаршего местоблюстителя, митрополита Нижегородского Сергия (Страгородского) и временного при нем Патриаршего Священного Синода

Датировано 16/29 июля 1927 года. Было опубликовано 18 августа 1927 года в «Известиях«.
……Мешать нам может лишь то, что мешало и в первые годы Советской власти устроению церковной жизни на началах лояльности. Это — недостаточное сознание всей серьезности совершившегося в нашей стране. Утверждение Советской власти многими представлялось каким-то недоразумением, случайным и потому недолговечным. Забывали люди, что случайностей для христианина нет и что в совершившемся у нас, как везде и всегда, действует та же десница Божия, неуклонно ведущая каждый народ к предназначенной ему цели. Таким людям, не желающим понять «знамений времени», и может казаться, что нельзя порвать с прежним режимом и даже монархией, не порывая с Православием. Такое настроение известных церковных кругов, выражавшееся, конечно, и в словах, и в делах и навлекшее подозрения Советской власти, тормозило и усилия Святейшего Патриарха установить мирные отношения Церкви с Советским правительством. Недаром ведь Апостол внушает нам, что «тихо и безмятежно жить по своему благочестию мы можем лишь повинуясь законной власти (1 Тим. 2, 2); или должны уйти из общества. Только кабинетные мечтатели могут думать, что такое огромное общество, как наша Православная Церковь со всей Ее организацией, может существовать в государстве спокойно, закрывшись от власти. Теперь, когда наша Патриархия, исполняя волю почившего Патриарха, решительно и бесповоротно становится на путь лояльности, людям указанного настроения придется или переломить себя и, оставив свои политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру и работать с нами только во имя веры; или, если переломить себя они сразу не смогут, по крайней мере, не мешать нам, устранившись временно от дела. Мы уверены, что они опять и очень скоро возвратятся работать с нами, убедившись, что изменилось лишь отношение к власти, а вера и православно-христианская жизнь остаются незыблемы.

Митрополит Сергий Страгородский оставался во главе Церкви в самый разгар большевистских безбожных пятилеток. Вне тюрем и лагерей оставалось всего четыре епископа. Во время войны организовал патриотическую работу православных людей в помощь фронту. В своих проповедях постоянно подчеркивал патриотический характер Русской Церкви. 8 сентября 1943 вместе с митрополитами Алексием (Симанским) и Николаем (Ярушевичем) был вызван Сталиным, который объявил им о своем согласии созвать Собор для выбора патриарха. На Соборе Сергий  Страгородский стал патриархом и об этом говорится в Откровении словами: «и дам ему звезду утреннюю» (Откр.2:28). Он начал трудную работу по восстановлению патриархии и приходов Русской Церкви.

Тертуллиан: —

побеждающему дам вкушать от древа жизни, которое посреди рая Божия
Кем состязание проводится, как не тем, кто устанавливает венок и награды? Читай об объявлении такого состязания в Апокалипсисе; для этих наград Он призывает к победе особенно тех, которые действительно одержали победу при гонении, победив, когда сражались на деле не против плоти и крови, но против духов злобы.

И Ангелу Фиатирской церкви … Стр. 9

После своей интронизации Патриарх Сергий сказал: —

В моём положении по внешности как будто ничего не изменилось с получением Патриаршего сана. Фактически я уже в течение 17 лет несу обязанности Патриарха. Это так кажется только по внешности, а на самом деле это далеко не так. В звании Патриаршего Местоблюстителя я чувствовал себя временным и не так сильно опасался за возможные ошибки. Будет, думал я, избран Патриарх, он и исправит допущенные ошибки. Теперь же, когда я облечен высоким званием Патриарха, уже нельзя говорить о том, что кто-то другой исправит ошибки и сделает недоделанное, а нужно самому поступать безошибочно, по Божией правде, и вести людей к вечному спасению…

27 октября 1943 года Патриарх Сергий направил Г. Г. Карпову ходатайство об амнистии 25 архиереев и священника Феофана (Адаменко), которых он «желал привлечь к церковной работе». К тому времени из всего списка в живых оставался лишь епископ Николай (Могилевский), а остальные были уже расстреляны или погибли в лагерях.

Н. Бердяев: —

“Вопль Русской Церкви”, оценивая позицию митрополита: “Героическая непримиримость отдельного человека, готового идти под расстрел, прекрасна, полновесна и вызывает чувство нашего восхищения. Но там, в России, есть еще другой героизм, другая жертвенность, которые люди не так легко оценивают. Патриарх Тихон, митрополит Сергий — не отдельные, частные лица, которые могут думать только о себе. Перед ними всегда стоит не их личная судьба, а судьба Церкви и церковного народа как целого. Они могут и должны забывать о себе, о своей чистоте и красоте и говорить лишь то, что спасительно для Церкви. Это есть огромная личная жертва. Ее принес Патриарх Тихон, ее приносит митрополит Сергий. Некогда эту жертву принес святой Александр Невский, когда ездил в Ханскую Орду.
Отдельный человек может предпочесть личное мученичество. Но не таково положение иерарха, возглавляющего Церковь, он должен идти на иное мученичество и принести иную жертву”.

Прав. Иоанн Кронштадтский: —

«Вот Я повергаю ее на одр«. Это может относиться к вынужденному бездействию иезуитов (обновленцев) в революционные времена. Тогда они спешат рассеяться, чтобы вновь собраться, когда обстоятельства переменятся. Искусство приспособляться к новым обстоятельствам делает то, что, несмотря на изгнание, они остаются и становятся иногда еще могущественнее. Тогда ими основывается множество светских, мниморелигиозных учебных ассоциаций, где ученики изощряются лицемерить и кощунствовать над истиной. Не менее ловко приспособились иезуиты (обновленцы) и к современному социализму, как видно из того, что в проповедях своих они объясняют, что Христос был истинный социалист и что поэтому к Нему, в лице Его представителей иезуитов (обновленцев), надобно примкнуть недовольным народным массам. В то же время этим народным массам преподносятся франкмасонские народные спектакли, мистерии из жизни Христа, о содержании которых омерзительно даже упоминать. Вот от каких глубин сатанинских была избавлена Россия, не допустившая укорениться среди своего слепотствующего народа закваске иезуитской.(обновленческой)
Впрочем, под именем апокалипсической Иезавели можно понимать не только иезуитов (обновленцев), но и модную культуру вообще, с которой боролись все российские патриархи последних веков и с которой перестали бороться предстоятели Церкви после патриархов. Культура эта шла к нам из Европы, а с половины XVIII столетия преимущественно из Франции, где эпоха Людовика XIV и XV была законодательницей модной культуры для всего света, в том числе и для нашего отечества.
Долготерпение Божие долго щадило эту культурную страну, но она не исправилась, а потому и поражена была со своими детьми революцией, и все народы, следовавшие ее чарам, поражены были войнами, революциями, и империи их претерпели страшные испытания, в том числе и наше отечество в 1812 году

*   *   *

Исторические События (444). Cтр 4

Проф. В.Н. Лосский («Личность и мысль Святейшего Патриарха Сергия»): —

Прошло больше года со дня кончины святейшего Патриарха Сергия — год победы, год великих свершений и новых заданий, год, пресыщенный событиями. Пройдут еще годы, десятки, сотни лет, изменятся судьбы народов, изменится самое лицо земли, но до конца времен Церковь сохранит память великого святителя, наряду с другими именами, которые знает каждый христианин.
Когда умер Василий Великий, его друг и сотрудник святой Григорий Богослов мог сказать: «Всё было велико в тебе, великий Василий; одно лишь было мало: всего только восемь лет ты был епископом Кесарии»1. То же можно сказать о почившем возглавителе Русской Церкви. Всё было велико в жизни великого Сергия, который всего лишь несколько последних месяцев своего епископского служения носил сан Патриарха Московского и всея Руси. Но как Патриарший Местоблюститель он почти 18 лет управлял Русской Церковью. Старый мир, мир Русской Империи, мир византийской традиции, восходивший к Константину Великому, тот мир, который казался многим миром самого христианства, внезапно рушился до основания, и на его месте возникал новый мир, вне христианства, но не вне божественной воли, определяющей исторические судьбы. Чтобы руководить церковной жизнью в столь исключительных условиях, в Москве — столице нового государства, в центре строящегося нового мира, надо было обладать непоколебимой верой в богоустановленность Церкви. Когда во время японской войны многие умы были охвачены паникой перед лицом вдруг открывшейся неизбежной катастрофы старого режима, епископ Сергий, тогда ректор Петербургской Духовной Академии, говорил студентам:
«Да, Российская Империя может быть сметена надвигающимися событиями, но Церковь погибнуть не может». Одной веры было бы недостаточно: надо было иметь особое качество возвышенного ума, способного непрестанно восходить к вечным истинам христианства, отрешаясь от всего случайного, привходящего, наносного. Надо было быть поистине богословом, стяжавшим «ум Христов».
Патриарх Сергий был богослов не по имени только, не потому, что обладал обширной эрудицией в области догматики, патристики и других церковных дисциплин. Он жил догматами Церкви; они были для него не внешними формулами, с трудом приемлемыми разумом, а внутренним опытом. Более того: богомыслие стало в нем неотъемлемым качеством его духа, тем качеством, благодаря которому он смог осуществить свое дело, превышавшее всякие человеческие силы. Напомним две истины веры, к которым он постоянно возвращался, которые он неустанно повторял за долгие годы своего служения Церкви. Первая: в изменчивом и текучем мире Церковь одна остается неизменной, непоколебимой, верной своей задаче — в новых исторических условиях. Она должна возжигать в сердцах людей всё тот же божественный огонь, сошедший в день Пятидесятницы на апостолов. Вторая: мир управляется Промыслом Божиим, и нет в нем такой автономной области, которая находилась бы вне божественной воли; поэтому для христиан не может быть ничего случайного в происходящем, ничто не должно их смущать, приводить в замешательство или в отчаяние. Отсюда два качества Сергия Московского, необходимых для богослова, по мнению святого Максима Исповедника: всегда горячее сердце при спокойном, невозмутимом, холодном уме.
Святейший Сергий мыслил и действовал, как богослов, возводя всё к основным истинам веры. Действительно, все его многочисленные указы, относящиеся к церковной администрации, заключают в себе богословскую основу, которую он вскрывает, обращаясь не к слепому послушанию подчиненных, а к христианскому сознанию сынов Церкви. Можно было бы составить богословский трактат о природе Церкви, собрав отдельные замечания догматического характера, разбросанные в его бесчисленных распоряжениях. Но построение отвлеченной умозрительной системы не входило в задачу Сергия Московского: как епископ, он был призван строить Церковь, «дом Бога Живого», строить из живых, сознательных камней то здание, где каждая часть равняется целому, где человеческая личность никогда не является только средством, но всегда конечной целью всего, здание, план которого начертан Самим Духом Святым. На вопрос иностранного журналиста о его церковно-административной программе Сергий Московский ответил: «Моя программа — программа Духа Святого; я действую сообразно нуждам каждого дня». Это отнюдь не означало в устах святейшего Сергия, что он считал себя лишь слепым орудием божественного вдохновения: такая установка чужда православному пониманию благодати, предполагающему сознательное и трезвенное действие разумной человеческой воли в согласии с волей божественной. Благодатный дар «рассуждения», различения важного, насущно необходимого, от второстепенного, условного, был одним из основных свойств ума покойного Патриарха.
Если в своей церковной деятельности святейший Сергий был богословом, как мы сказали, то и богословие его было действенным, «сотериологическим», направленным к цели спасения, целеустремленным, жизненным. Недаром и основной богословский труд почившего Патриарха был посвящен «Православному учению о спасении». Нам не хватит места, чтобы остановится здесь на этом замечательном исследовании «субъективно-нравственной стороны спасения». Его основная мысль — тождество добродетели и блаженства, нравственного совершенства и спасения. При таком реальном понимании дела спасения не остается места для так называемой «юридической доктрины» с ее понятиями заслуги, получающей должное воздаяние в вечной жизни. Спасение начинается в этой жизни и состоит в изменении тварной природы, совершаемом божественной благодатью, действующей в согласии с человеческой волей и приводящей ко всё более тесному единству с Богом, к конечной цели обожения тварного бытия.
Ясный и трезвый ум Сергия Московского был чужд поспешных синтезов. Он предпочитал обычно путь анализа, отбрасывая вторичное, идя прямо к существу вопроса, с логической последовательностью, которую поверхностные критики нередко считают признаком рационализма. Но здравый разум отнюдь не является привилегией рационалистов, так же как и неясность мысли далеко не есть принадлежность христианской мистики. Аналитическая мысль святейшего Сергия всегда имеет целью явить неисследимую глубину Откровения, подвести человеческую мысль к тому пределу, за которым возможно лишь созерцание божественной тайны. Его «рационализм» ограничивается чисто негативной задачей: отделить христианское тайноведение от всего, что стремится заменить тайну — доктриной, созерцаемую в духе реальность — системой человеческих понятий или представлений. В своем указе по поводу учения ныне покойного протоиерея С. Булгакова святейший Сергий противопоставляет в этом смысле христианское богословие доктринам гностиков: «Приходя к христианству с остатками языческой философии, гностики не могли не столкнуться с церковным учением. Верная евангельскому слову — «Бога никто не видел никогда» (Ин. 1:18), Церковь не требовала: «Покажи нам Отца» (Ин. 14:8), чтобы познать Его нашим земным познанием. Слава Божия в том, что Он есть «Бог неизречен, невидим, непостижим» (евхаристическая молитва литургии свт. Иоанна Златоуста). Откровение о Небесном Отце нельзя низводить на уровень обычной любознательности, тем паче — бесцеремонно переправлять его, мешая пшеницу с плевелами. Для верующего — это святыня, к которой приблизиться можно, только «иззув сапоги» (Исх. 3:5), очистив себя не только от греха, но и от всяких чувственных, вещественных образов («неприступный мрак в видении»). Гностики же искали философского познания, а так как откровенное учение о Боге непостижимом не давало конкретного материала для их философских построений, то недостающее гностики заполняли воображением, придавая невидимому, безобразному бытию воображаемые чувственные образы». «Рационалист» Сергий защищает здесь глубину тайноведения в традиции свв. Григория Нисского, Дионисия Ареопагита и других христианских мистиков.
Но задача богослова не сводится только к чисто отрицательным положениям перед лицом тайн Откровения. Как говорил митрополит Филарет Московский, «надобно, чтобы мы никакую, даже в тайне сокровенную, премудрость не почитали для нас чуждою и до нас не принадлежащею, но со смирением устрояли ум свой к божественному созерцанию»3. Ум, восходящий к созерцанию тайны, находит верные выражения, которые служат путеводными вехами, чтобы возводить других к тому же созерцанию, отстраняя всё, что может явиться препятствием на этом пути. Догматическое заблуждение чаще всего состоит в ложном синтезе, в некотором изначальном смешении; и наоборот, христианские догматы представляются чаще всего в виде различений. Основной догмат, защита которого проходит красной нитью во всём споре святейшего Сергия против софиологии протоиерея С. Булгакова, является различением между природой и личностью в Боге и в разумных творениях — таинственное различение, лишь приоткрывающее для нас два неизвестных, противопоставляя их одно другому. Сергий Московский следующим образом выражает это различие природы и личности (ипостаси) в сотворенных существах: «Высшим отличием человека в земном мире является его ипостась, то есть самосознание. Человек не только живет, но и сознает, что живет и для чего, и притом сознает и принадлежащими ему, своими, все свои части и все их переживания. Думает не «телу больно», а «мне больно»; не «душа моя любит», а «я люблю» и т. д. Но также человек освещает своим самосознанием и присваивает себе, считает своим, и свой дух, почему и говорит не только «мое тело», «моя душа», но и «мой дух» или, как Апостол: «ваши дух, душа и тело» (1 Фес. 5:23). Это свидетельствует, что ипостась (самосознание) и дух не одно и то же; что, не говоря уже о человеке, существе полудуховном и полутелесном, но и в чистом духе (каковы ангелы) можно различать, с одной стороны, ипостась — самосознание, а с другой — духовную природу, так сказать, предмет их самосознания».
Это различение — основоположное для христианской антропологии — является также необходимым для богословия о Церкви. На нем основывается православное учение о личности, которое мы находим в богословских высказываниях святейшего Сергия. Нельзя смешивать личность с природой, их надо строго различать, но нельзя и разделять их, отрывая одну от другой. Как божественное естество немыслимо в отдельности, вне трех Лиц Святой Троицы, так же и сотворенная природа существует во многих ипостасях, или личностях. Сложный состав нашей тварной природы, телесно-душевно-духовной, которую мы сознаем как наше тело, нашу душу, наш дух, ставит нас в неразрывную связь со всей совокупностью сотворенного космоса. Как природное существо, человек есть часть этого целого, тварного мира. Но как существо личное, как ипостась, он не есть часть целого, но содержит в себе это целое. Как самосознающая тварная личность, каждый человек есть существо единственное, абсолютно неповторимое, не сводимое ни к чему иному, от всего отличное, ничем не определимое, рационально не познаваемое. В этой неопределимости тварной личности — ее богоподобие, ее сотворенность по образу Божию. В нашем состоянии после первородного греха мы не знаем тварной личности в ее чистом виде: то, что мы в общежитии называем личностью, по существу личностью не является. Мы знаем лишь результат смешения — особи, индивидуумов, разбивающих единую человеческую природу, делящих ее между собой, относясь к ней как к своей «частной собственности», противопоставляя друг другу свои эгоистические интересы, как бы замкнутые участки общей природы. Вся христианская аскетика, а также и церковные каноны, направлены к отрешению от своей природы, от своей воли, стремясь к упразднению индивидуального, самостного, замкнутого в себе псевдоличного бытия. Отсюда отнюдь не следует, что христианство проповедует подавление личности коллективом: индивидуум не есть личность. И коренная тайна евангельской проповеди заключается именно в том, что человеческая личность не может вполне осуществиться, иначе как через самоотдачу, через отказ от своего, от своей природы. В ее чистейшем виде личность есть самоотрешение. Поэтому и откровение Божественной Личности было явлено нам в полноте в условиях жизни падшего мира через крестную смерть Богочеловека Иисуса Христа.
Богословская мысль, наделяющая природу ипостасным, личным началом, — как в софиологии отца Сергия Булгакова, — растворяет человеческие личности с их свободой по отношению к Богу и к миру в космическом процессе возвращения тварной Софии к Богу. С другой стороны, богословие, сохраняющее личный момент нравственно-волевого отношения человека к Богу, но отождествляющее человеческую личность с ее частной природой, — как в западной схоластике, — видит в раздробленном состоянии общей природы не результат греха, а «естественный порядок»; Церковь представляется обществом личностей-собственников «своей» природы, то есть индивидуумов, совершающих каждый свой путь спасения в морально-юридических нормах, определяющих права и обязанности каждого. Третья установка, в отличие от предыдущих, не смешивает, но совершенно отделяет личность от природы, низводя последнюю в низшую сферу бытия. Этот персонализм, свойственный некоторым представителям экзистенциальной философии, родившейся в протестантском мире, превращает человеческие личности в оторванных от общей природы и друг от друга носителей личной свободы, которую они не могут осуществить, отталкиваясь от реального природного бытия, предпочитая ему личность без жизни, самосознание в пустоте, свободу без содержания, бесплодную, анархически беспокойную, саму себя истребляющую. Эти три ложных учения о личности и природе могут быть пояснены тремя примерами из социальной области: тоталитарность сверхличного мифа, индивидуализм «духовного мещанства» и беспочвенность «вечной революции». Не следует ни отождествлять, ни отделять личность от природы, но, в согласии с догматом веры, утверждающим неизглаголанное различие трех Лиц и единой Природы в Боге, надо находить то же таинственное различие и в существах, созданных по образу Божию. Только на этой основе можно найти верную формулировку учения о Церкви и мире.
Ясное различение природы и личности дало возможность святейшему Сергию формулировать догматическую основу православного почитания Божией Матери — совершенной человеческой личности, единственной достигшей той полноты, к которой призвано творение. Пресвятая Дева стала Матерью Божией по плоти благодаря особому дару, сообщенному в Ней Ее человеческой природе. Но Она не осталась только природным орудием божественной воли, только средством, избранным Богом для Своего воплощения. Как личность, Она до конца отрешилась от Себя, сделав из дара богоматеринства, осуществившегося в Ее очищенной природе, Свой личный путь совершенного отдания Богу, всецелого соединения с Ним, которое достигло своего предела в Ее успении. Матерь Божия не только по плоти, не только по Своей природе, но и как личность, сознательно принявшая и осуществившая в Себе богоматеринский путь как вольный подвиг всей Своей жизни, стала первой человеческой личностью, уже достигшей высшей цели, того обожения творения, ради которого был создан мир. Поэтому смерть и тление не могли удержать Пречистую Матерь, и мы почитаем Ее человеческую личность, ставшую по ту сторону смерти и воскресения, как Владычицу, как Царицу Небесную, рядом с Царем Христом. В Нем Божество приняло в Свою ипостась человеческую природу, для того чтобы человек мог обожиться; в Ней — первая человеческая ипостась достигла этой цели, стяжав полноту богобытия в Духе Святом. Здесь богословская мысль святейшего Сергия, основанная на различении природы и личности, приводит нас к глубочайшей тайне, относящейся к учению о Церкви, основанной двойным нисхождением Сына и Святого Духа.
Таковы основные черты богословской мысли святейшего Патриарха Сергия, его завет богословию о Церкви, всякой будущей экклезиологии, желающей отвечать исканиям современной религиозной и философской мысли. Как всё, что укоренено в церковном Предании, это богословие одновременно и новое, и древнее, как само христианство. Явленное в условиях русской поместно-церковной жизни, оно побуждает весь христианский мир к осознанию догмата о Церкви. Как некогда Василий Великий, почивший Московский Патриарх «чрез единый град возжег огонь для всей вселенной».